…Написать когда-нибудь книгу обо всех островах, где пришлось побывать.
Расставить их по жизни как вехи. Через них вернуться в прошлое.
В.В. Конецкий

МОЙ ОСТРОВ

Незаметно летит время. Кажется, совсем недавно юным лейтенантом я с трепетом и потаенной тревогой впервые ступил на землю скалистого острова Кильдин, впервые пересек створ ворот заброшенного в тундровой глухомани экзотического барачного военного городка «Лимона», впервые увидел полярное сияние и был потрясен его великолепием. Да мало ли чего еще увидел и узнал я впервые. Но вот пролетели годы, словно снежные заряды, я закончил свою службу на острове и уехал сначала на берега Каспийского моря, а затем бросил якорь на Черном море, в Севастополе, в родном училище. Отсюда я сделал свой первый шаг навстречу Острову, сюда вернулся, чтобы готовить к нелегкой военной службе новые поколения лейтенантов. Некоторые из них, как и я когда-то, прошли суровую, но незабываемую школу Кильдина.
В жизни нет ничего случайного. Все мы дети природы и наша жизнь развивается по тем же строгим законам, что и природа. И как бы мы ни хитрили, как бы мы ни лукавили, - все, что нам предначертано пережить и выстрадать, мы переживем и выстрадаем сполна. Говорят, от судьбы не уйти, а я думаю, что не от судьбы, а от себя не уйти. То, что нами движет в наших поступках, то мы и получаем, в конечном счете, а судьба это лишь стечение случайностей, которые мы сами подготавливаем.
Был ли случайным в моей жизни остров? Теперь, по прошествии многих лет, я с полной уверенностью могу ответить: нет! Нет потому, что где-то глубоко-глубоко внутри меня, на каком-то тончайшем генном уровне моими далекими уральскими предками были заложены во мне необъяснимая тяга к Северу и непреодолимая страсть к познанию.
Не случайно с юности я был влюблен в картины и книги Рокуэлла Кента, в изумительные по красоте и сочности описания северной природы Михаилом Пришвиным, в каменную фантасмагорию Чурлениса.
Я не бредил Севером, просто он жил во мне всегда, как составная часть меня самого. Поэтому на предложение идти служить на остров я, не задумываясь, дал согласие. Не случай, а проснувшиеся вдруг во мне гены двинули меня тогда навстречу острову. Он просто должен был состояться в моей судьбе, и он состоялся.
Но было бы неправдой сказать, что после семи лет службы я расстался с ним с сожалением. Нет, это не так. Я покинул остров без сожаления, как нелегкий, но пройденный этап. Причинами тому были не суровая жизнь и не оторванность от цивилизации, причиной тому была неудовлетворенность. Просто однажды я понял, что все, что можно было там отдать делу, я отдал и нахожусь у грани, за которой начинается унылое, обывательское существование. Меня мало привлекала служебная лестница, а к очередному воинскому званию относился, как к естественному шагу по избранному пути. А вот творческой работы на Кильдине становилось для меня все меньше и меньше. Я чувствовал, что мой потенциал может остаться здесь не востребованным до конца. Это раздражало и выбивало из колеи. И я начал искать пути, а, найдя, расстался с островом.
Оглядываясь на прожитые годы, я с чистой совестью говорю, что сделал тогда правильный шаг. Но правильным был и мой первый шаг навстречу острову.
Между этими двумя опорными точками лежат теперь десятилетия. Как и у всякого нормального человека, моя жизнь складывалась по-разному. Я побеждал и терпел поражения, был прав и ошибался. Все это естественно и по-другому не бывает.
Ну, а что же дал мне остров? Он дал мне многое и многому научил. Но главное, он развил во мне обостренное чувство жизни, умение понимать и сострадать, умение, даже в обыкновенной мелочи видеть удивительное. Он завладел моей душой и до сих пор бережно держит ее в своих добрых и мудрых каменных ладонях…
В первые годы после отъезда с острова мне часто снились фантастические сны. То я еду сквозь промозглую осеннюю ночь по разухабистой кильдинской дороге в теплом, уютном, ярко освещенном троллейбусе; то среди полярной ночи иду по незнакомому городку с многоэтажными домами. Городок небольшой, и каким образом он оказался на заснеженном острове – неизвестно. Дома сияют ярко освещенными окнами, на улицах горят фонари, а вокруг – ни души. Пусто и в квартирах, в которые я захожу. Комнаты залиты электрическим светом, красивая мебель, чистота и … ни души! Холодеет все внутри, и я бросаюсь прочь от этого пустого великолепья. Или вот еще. Вдруг получаю телеграмму. Меня срочно вызывают на остров как специалиста, чтобы дать консультацию по очень важному техническому вопросу. Я мчусь туда, пересаживаясь с самолета на самолет. Наконец, быстроходный катер доставляет меня к знакомому причалу. Поднимаюсь на пирс – никого. И вдруг из динамика, укрепленного над входной дверью почты, чей-то равнодушный голос сообщает, что возврата на Большую Землю не будет, и что здесь я останусь навсегда…
Потом эти сны исчезли. В повседневной суете я, кажется, совсем забыл Остров. Но вот однажды чертенок-ген вдруг снова напомнил о себе, и усадил меня за стол, чтобы написать нехитрые рассказы о жизни на небольшом каменном острове, расположенном в Баренцевом море, недалеко от скалистых берегов седого Мурмана…

КУ В КУБЕ

Лейтенант Николай Мисочка в ракетном дивизионе прослужил всего чуть больше месяца, но уже считал себя здесь старожилом и классным специалистом. Правда, экзамен на самостоятельное управление ему, торопыге, ещё предстояло сдать, но лейтенант твердо верил, что для него это сущий пустяк. В уме он уже прикидывал, как решительным образом всё изменит в своем подразделении и незамедлительно внедрит в подготовку ракет самые передовые технологии.
«А то, понимаешь, совсем тут одичали,– самоуверенно рассуждал он вечерами у себя в комнатенке, – варятся в собственном соку, делают всё по старинке…»
Истины ради нужно сказать, что Николай был из породы людей, для которых не существует ничего невозможного. В училище он слыл фантазёром, отменным вралем, за что имел кличку «Мюнхгаузен». Служить на дальнюю, богом забытую «точку» напросился сам, удивив видавшего виды кадровика своим апломбом:
- Что вы всё меня пугаете суровой службой на острове и какими-то трудностями? Да я по Енисею плоты гонял до самой Дудинки!
...На утреннем совещании комдив объявил о предстоящей проверке дивизиона штабом полка и приступил к заслушиванию офицеров о состоянии дел в подразделениях. Во время доклада начальника электромеханической службы капитана Дроздова он неожиданно спросил:
– Месяц назад тыловики жаловались мне, что за дивизионом большие задолженности по таре из-под соляра. Я отдавал приказание всю ненужную тару сдать. Какова обстановка на сегодняшний день?
Дроздов замялся:
– Уточню, товарищ командир и доложу.
–Чего уточнять? – нахмурился комдив,– Об эти бочки все спотыкаются, раз по десять на день, а ты не знаешь, сколько их? Даю пять минут на всю бухгалтерию. Бочки посчитать и доложить. Прямо сейчас.
Через пять минут Дроздов вернулся.
– Ну? – потребовал командир.
- Осталось десять. Не успели сдать. Не было транспорта.
– Что - о – о?! – изумился комдив. – Целый месяц не было транспорта? Чтоб завтра все бочки лежали на складе!
– Есть!– буркнул Дроздов и начал рассуждать вслух:
– Ну, ладно, трактор с санями я, допустим, попрошу у соседей. Бочки погружу. А кого отправлю с ними? После ЧП в «Гранитном», была телефонограмма: «Старшими на транспорте назначать только офицеров». А где я возьму офицера-то?
Комдив, сделав вид, что не слышит его причитаний, что-то сосредоточенно записывал в свой блокнот. Наступила неловкая тишина. Никому не охота было трястись на тракторе несколько часов по выстуженной тундре. К тому же завтра суббота, а, значит, будет парилка, после которой дружеский обед в кают-компании...
– Товарищ майор,– поднял руку лейтенант Мисочка.– Разрешите мне сопровождать бочки?
Головы участников совещания повернулись к лейтенанту. Офицеры, кто одобрительно, кто с насмешкой глядели на шустрого добровольца.
– Ну, что ж, инициатива вещь похвальная – иронически улыбнулся командир.– Но у меня вопрос: знает ли лейтенант куда просится? Ночь и зима на дворе. А февральская тундра – не проспект Нахимова в Севастополе. Ты в дивизионе-то кроме камбуза, продсклада и бани ещё ни черта не освоил, а уже рвешься в герои. Не рановато ли?
Присутствующие оживились.
– Ничего,– бодро ответствовал Мисочка. – Я же таежник. Мы с отцом на Енисее в тайгу в любое время года хаживали. Это, скажу я вам, похлеще острова. Да и на тракторе ездить, мне не привыкать,– напирал лейтенант.
В кабинете опять стало тихо. Комдив, постукивая карандашом по столу, что-то прикидывал в уме. Остальные нетерпеливо ерзали на стульях.
– Ладно, – сказал он, наконец, – совещание окончено. Замполиту, капитану Дроздову и командиру технической батареи капитану Луневу задержаться…
Едва закрылась дверь за ушедшими, комдив с ухмылкой спросил:
– Ну, каков орел?
– Он и на батарее такой, – с неприязнью проронил Лунев. – Сам ещё ноль без палочки, но уже всех пытается поучать. Не лейтенант, а гений.
– Ничего, – обронил командир, – жизнь поправит издержки воспитания.– И продолжил:– Значит, принимаем такое решение: Дроздов, готовит бочки к отправке. Насчет трактора договорюсь с зенитчиками сам. Попрошу, чтобы надежного водителя на трактор посадили. Лунев с замполитом, инструктируют лейтенанта по всем вопросам безопасности движения. Надо строго-настрого запретить нашему «активисту–таёжнику» всякие инициативы в пути. Двигаться только по наезженной колее. Доклад о прибытии – немедленно. В полку пусть, не мешкая, сдаст бочки тыловикам, возьмет почту и спускается на причал. Там заберет с теплохода нашего фельдшера и по нижней дороге домой. Да, вот еще что, на всякий случай выдать сигнальные ракеты. И, ради бога, Лунев, объясни своему шустрому лейтенанту как с ними обращаться. Всё. По местам!..
…Выехали поздно. Едва трактор свернул на зимник, как сразу же его поглотила ночь с ледяными кристаллами низких звезд. В темноте ползущие навстречу кусты и камни таинственно увеличивались и приобретали зловещий вид. Впереди, в желтом свете фар металась серая поземка.
Трактор, грузно переваливаясь с боку на бок, неторопливо петлял среди валунов и колдобин. Сани, груженные пустыми бочками, беспрерывно дергались. При каждом толчке бочки сшибались, порождая гулкое эхо.
Водитель старший сержант Митрохин, напряжено следил за дорогой, непрерывно манипулируя рычагами управления. Лейтенант Мисочка откинувшись на спинку сидения, откровенно зевал. Поначалу он пробовал философствовать о величии Космоса и ничтожности всего живого на Земле, но вскоре умолк, не почувствовав интереса к своим рассуждениям со стороны водителя. Тогда он кардинально изменил тему и начал развивать идею превращения полярных островов в цветущие оазисы, подобно Земле Санникова. Но Митрохин и тут не оценил его новаций: – нехотя отделывался короткими репликами, или молча кивал головой.
От скуки, Николай стал прикидывать – как бы сократить путь. По его расчетам получалось, что до полка по прямой езды-то каких ни будь час- полтора.
– Слушай, Митрохин, – дернул он за рукав водителя, – чего мы всё петляем как зайцы в каменоломне. Вон посмотри совершенно ровное место, и дальше, наверняка, такое же. Мы же находимся на середине Кильдинского плато, а плато, как известно, есть рав–ни–на! Понимаешь?
Водитель молчал, и это укрепляло лейтенанта в своей правоте.
– Давай проскочим напрямую,– решительно сказал он, рубанув ладонью куда-то в вправо, – а то, кланяясь каждому валуну, мы до завтрашнего дня не доедем.
Митрохин глянул на лейтенанта, покачал головой, но ничего не ответил.
– Боишься что ли?– подначил сержанта Мисочка.
– Я уже пуганый,– буркнул Митрохин.– Мне бояться нечего. Только напрямую ехать нельзя, тем более ночью. Здесь кругом камни, а справа – замерзшее озеро или болото.
– Ну, и отлично. Февральский лед самый прочный. Почти до самого дна, – не унимался лейтенант, – я по Енисею знаю. Мы на тракторах по такому льду гоняли как по бетонке!
– Может на Енисее оно и так, – не сдавался водитель,– только здесь, на Кильдине все ровные места с подвохом. Да и вот эту колею не дураки прокладывали и ездят по ней не первый год.
– Чудак-человек! – воскликнул Мисочка. – Ты знаешь, как такие дороги прокладывают? Проехал один между камней, и все стали по его следам гробить технику. А мы сократим дорогу вдвое, проложим для людей новый путь. Они же нам за это ещё и спасибо скажут. Конечно, первопроходцы всегда рискуют. Но ведь делаем-то добро, да и риск невелик. И потом: раньше приедем – подольше отдохнем, чайком на камбузе побалуемся, и не спеша, двинем на причал. А насчет льда на озерце не сомневайся, я его повадки знаю.
Водитель неопределенно пожал плечами:
– Вы старший, вы и решайте. Только незачем лезть на рожон. В болото.
– Вот заладил: болото, болото. Лом у тебя есть?
– Есть, – недоуменно взглянул на лейтенанта водитель.
– Тогда стой! Я схожу на разведку. Попробую лед. Если толщина позволит, то рванем напрямую.
– Откуда вы узнаете – позволит или не позволит? – недоверчиво спросил сержант.
– Так это же запросто, – воскликнул Мисочка.– Зная толщину льда можно определить его грузоподъемность, а вес трактора с санями нам известен. Специальная инженерная формула на этот счет есть – «Ку в кубе» называется.
Митрохин усмехнулся и многозначительно протянул:
– Ну, если «Ку в ку-у-бе!», тогда конечно, – и остановил трактор возле самого берега, который обозначали торчащие из-под снега пучки пожухлой прошлогодней травы.
Вооружившись ломом и куском контровочной проволоки, лейтенант решительно шагнул на плотный наст.
В свете фар было видно, как он долбил ломом во льду лунку, потом, опустившись на колени, что-то измерял проволокой, прикидывал в уме, шел дальше и снова повторял свои манипуляции. Вернулся довольный результатами промеров.
– Всё нормально, – уверенно сказал он, – еще даже есть запас. Можно ехать.
Митрохин осторожно повел трактор.
– Не – е, прибавь скоростишку, – приказал Мисочка. – По льду надо ехать быстро.
…Трактор выплюнул из выхлопной трубы черный пыж дыма, осатанело взревел мотором и всей своей неуклюжей тушей навалился на лед. Раздался оглушительный треск. Разрывая снежный наст, черными змеями побежали трещины. Из них с шипением выплескивалась вода. Трактор, ухнув, заглох и начал носом погружаться в развороченную трясину.
– Давай наверх! – заорал новатор.
Едва Митрохин с лейтенантом заскочили на кабину, как её тут же заполнила вода. Погружение прекратилось. Трактор гусеницами уперся в грунт. Сани одним полозом взгромоздились на плоский валун, перекосились на правый борт и бочки с грохотом покатились в разные стороны.
…Испуганных и дрожащих от холода, поздно ночью их подобрали пограничники. Они на гтэске везли смену на дальний пост.
…На шум тягача выбежал дежурный по дивизиону капитан Лунев.
– Что случилось?– спросил он у водителя.
– Да вот ваших подобрали. Едва не замерзли в тундре.
Откинув брезентовый тент, на землю спрыгнул лейтенант Мисочка. За ним сержант Митрохин.
– Где трактор?– едва сдерживая злость, поинтересовался Лунев.
– В болоте!– ответил Мисочка.
– Поня-атно!– сказал комбат. – Я предполагал, что эта экспедиция добром не кончится. Марш в штаб! Я сейчас доложу …
В штаб прибыл командир. Он молча прошел в кабинет, зажег свет и оттуда рявкнул:
– Где эти первопроходцы? Ко мне, мать их раздолбаев!..
Мисочка вошел первым. Четко доложил, и под ложечкой у него заныло: командир был вне себя от гнева.
– Ну… – прохрипел комдив, – как съездилось, таёжник?
– Виноват, товарищ майор, – вытянулся лейтенант.
–Чего ж чужим транспортом прибыли, а не на тракторе? – пропустив мимо ушей его признание, ехидно спросил командир.
– Трактор в болоте товарищ майор, – но вы не волнуйтесь! Он провалился у самого берега. Двумя ГТТ его можно выдернуть запросто: тросом «на усы» за хвостовой гак и одним рывком. Дайте команду, и я его выдерну.
– Что-о! – взорвался командир, – «На усы» говоришь? Сам выдернешь? Енисейский сказочник!
И тут же повернулся к сержанту:
– Кто позволил сворачивать с зимника?
Митрохин не успел открыть рот, как Мисочка, опередил его:
– Водитель не виноват, товарищ майор. Это я приказал. Хотел сократить путь вдвое. Вы же сами учили, что каждое поручение надо исполнять творчески вот я и хотел все сделать быстро и хорошо.
Лицо командира стало бледнеть:
– Так, это я оказывается виноват, что трактор утонул?
– Никак нет. Вина моя, мне и отвечать. Только в училище с нас требовали всегда действовать сообразуясь с обстановкой и рассказывали, например, как оценивать надежность ледовой переправы. Для этого нужно измерить толщину льда и полученный результат возвести в куб. Формула так и называется «Ку в кубе». Я все сделал правильно. Вот только забыл умножить на поправочный коэффициент…
– Какое ещё, к чертовой матери, «Ку в кубе»! – долбанул кулаком по столу командир.– Что ты мелешь лейтенант?
– Зря вы так,– выдохнул Мисочка. – Этой формулой пользовались ещё во время войны, и целые танковые армии по льду переправляли…
Майор, едва сдерживая гнев, грузно прошелся по кабинету. Его трясло от лейтенантской наглости. И чтобы не сорваться вновь, позвонил командиру зенитчиков, рассказал о случившемся. Потом, положив трубку, распорядился:
– Марш в баню! В парилку! И спать!– И уже в спину лейтенанту добавил: – Завтра утром с тобой поговорим. Всё разложим по полочкам. И получишь ты у меня полной мерой: и за творческий подход, и за переправу, и за толщину льда. Как в твоей формуле: «Ку в кубе»!
Сделав паузу, комдив съязвил:
– С поправочным коэффициентом!..
После ухода виновников ЧП майор, немного успокоившись, вызвал дежурного по дивизиону:
– Вот что Егор Зиновьевич, дай-ка команду на камбуз, чтоб этих ухарей после бани напоили горячим чаем, а то ненароком ещё и воспаление подхватят.
Капитан Лунев молча кивнул.
Комдив измерил его изучающим взглядом и удивился:
– А ты, почему такой уж сильно сердитый?
– Потому, что радоваться нечему – хмуро ответил тот.
– Ничего Егор Зиновьевич, выветрится из лейтенанта дурь самомнения. Он же ещё мальчишка. Парень, в общем-то, неплохой, порядочный. За сержанта горой стал, когда я на того набросился. Молодец. Думаю, будет из него со временем толк. А по лейтенантской молодости,– смачно затянувшись сигаретой, продолжил комдив – и не такие ещё «закидоны» случаются.
И, видимо, что-то вспомнив своё, – неожиданно улыбнулся …
– Ладно, – протянул он руку для пожатия, – пойду-ка я отдохну немного после всей этой нервотрепки. Завтра во всем разберемся. Как говорится: утро вечера мудренее…

МУЖСКОЕ РЕШЕНИЕ

На причале Василий огляделся. Кильдинский пейзаж был сер и уныл. У самого берега чернела развороченная гусеницами площадка. В центре её вразнобой бубнили несколько тягачей и тракторов. Чуть поодаль прилепились к замшелым утесам пять невзрачных бараков.
– Это вы лейтенант Умкин? – вывел офицера из грустного созерцания окрестностей спокойный мужской голос. Василий обернулся. Перед ним стоял коренастый майор.
– Так точно! – козырнул лейтенант. – Выпускник ленинградского училища связи лейтенант Умкин. Прибыл для прохождения службы.
– А я, – протягивая руку, сказал майор, – начальник Кильдинского участка средств наблюдения и связи Гладышев. Зовут Иван Силыч. И улыбнувшись, спросил:– Женат?
– Ни как нет.
– Это хорошо, – одобрил начальник. – Мороки меньше начинающему кильдинцу, да и мне тоже. – И добавил сочувственно: – Понимаю – здесь не Питер, но жить можно, и красота у нас своя, островная. Так что с прибытием. Давно уже ждем молодого пополнения…
На службе время летело быстро. Тоска наступала по вечерам и в выходные дни. Развлечений можно сказать у Василия не было. Фильмы, которые крутили в столовой, были старые. Он их знал наизусть. В библиотеке на полках пылились затертые, давно прочитанные книжки, да разлохмаченные газетные подшивки. Поэтому досуг свой он целиком посвящал эпистолярному общению со своей московской симпатией Лизой Черновой, которую никогда не видел, и с которой познакомился «по переписке». Писал он ей длиннющие исповедальные письма, в которых в романтических тонах рассказывал историю о том, как долг военного моряка привел его на суровый Заполярный остров, где он встретил замечательных людей. Как эти люди своим вниманием и заботой помогают ему преодолевать все тяготы островной жизни и нелегкой морской службы.
…Однажды сразу после утреннего развода Умкина вызвал в штаб командир. Вот так, экстренно, он ещё начальству ни разу не требовался.
Едва взволнованный лейтенант начал докладывать о прибытии как, командир, не отрываясь от бумаг, кивнул на ожидавший телефон:
– Возьми трубку – тебя разыскивает оперативный дежурный по связи.
Сквозь шорохи, треск и свист прорвалось:
– Привет старина! Это Захарий Подорожный беспокоит...
– А-а, здорово чертяка!- обрадовался Умкин однокашнику. – И сразу же: – Чего звонишь в такую рань?
Но в трубке снова затрещало и завыло, и он расслышал только:
– Приехала… на морвокзале…
– Кто? Кто приехал? – допытывался Умкин. – Кричи громче!..
Но Захарий пропал.
– Дай-ка трубку, – не выдержал командир. Услышав голос оперативного, сказал:
– Перезвоню по закрытой связи.
Через минуту Гладышев соединил Умкина с дежурным, и тот сообщил, что в кабинете коменданта морского вокзала Мурманска пьёт чай некая симпатичная москвичка Лиза Чернова. Она непременно хочет видеть своего жениха Васю.
– Что, она так и сказала – жениха? – Уточнил Умкин.
– Убей Бог – не вру! Так и сказала «Васю моего жениха!» – хохотнул Захарий. – Так, что дуй на рандеву, старик!…
– На этом связь прервалась.
Умкин растерянно вертел в руках молчащую телефонную трубку.
– Что-нибудь случилось? – осторожно поинтересовался командир.
– Лиза приехала…– выдавил Василий.
– Какая Лиза? Куда приехала? – не понял Гладышев.
Выслушав сбивчивые объяснения, лейтенанта, командир уточнил:
– Лиза, как я понимаю, та самая девушка, фото которой я видел у тебя в комнате, и которая примчалась в Заполярье, чтобы стать Умкиной?
Василий, как-то не очень уверенно кивнул.
– Ну и что ты раскис? – изумился командир. – К нему невеста приехала, а он впал в столбняк. Радоваться надо! – И тут же добавил: – Рейсовый пароход к нам из Мурманска завтра вечером. Значит, тебе надо, пробиваться на Большую землю, не мешкая.
– Так точно! – безнадежно прошептал лейтенант.
– А раз так, то надо действовать быстро как в боевой обстановке. Временный пропуск будущей островитянке на Кильдин мы сделаем. Это не проблема. Сложнее с отправкой тебя на Большую землю.
Гладышев снял трубку и приказал дежурному телефонисту:
– Узнай-ка у соседей в Гранитном, нет ли от них оказии в Североморск или Полярный?
Оказалось, что соседи помочь не могут. Тогда он приказал связаться с пограничниками. И уточнил задачу:
– Спроси, не пойдет ли в ближайшее время какое-нибудь судно в сторону Мурманска. И объясни им, что нам нужно срочно переправить человека на материк.
Минут через десять Гладышев получил информацию, которая привела его в веселое оживление. «Погранцам» была объявлена сердечная благодарность за добрую подсказку.
– Ну вот! – довольно потирая руки, улыбнулся майор – Все пока складывается замечательно. «Погранцы» предложили толковое решение:– На свидание к столичной красавице тебя доставит сухогруз. А легенда такая: ты у нас заболел, и тебе позарез нужна экстренная консультация у специалистов. Сейчас приедет наш эскулап и напишет в твою медицинскую книжку, какую-нибудь заумную болезнь…
Ошарашенный Умкин растерянно крутил головой, и его дурацкий вид поверг майора в хохот.
– Очнись жених! - воскликнул Гладышев. - Повторяю: тебе нужна срочная консультация медицинского светилы областного масштаба. Якобы нужна, понял? Капитан «попутки» по просьбе военных завернет в Мурманск. Там не мешкая, помаши ручкой «благодетелям» и дуй к коменданту. Он поможет твоей невесте получить «добро» на теплоход. Всё. Счастливого пути!
…Ржавая туша сухогруза медленно вползала в Кильдинскую салму. Видавший виды моторный бот, именуемый в народе «Дора», рванул к точке условленного рандеву. На судне спустили штормтрап и вскоре Умкин вместе с пляшущей на волнах «Дорой» оказался под веревочной лестницей.
Задрал голову лейтенант, и сразу же стало зябко у него в животе: «Как же я поднимусь на такую верхотуру?!» Но тут возле самого уха раздалось: «Вперед!..» Это рявкнул дядя Ваня, капитан и рулевой кильдинского плавсредства, добавив в придачу пару непечатных морских фраз. Замордованный переживаниями лейтенант начал лихорадочно карабкаться по качающемуся штормтрапу. От страха он не слышал даже, как отвалила «Дора», и очухался уже на палубе, куда его втащили чьи-то сильные руки. Коротко рыкнув, сухогруз дал ход, а мысли счастливого лейтенанта унеслись на Большую землю….
А в это время на морском вокзале нервно металась Лиза. Она кляла себя за авантюрную поездку в Мурманск, пропахший рыбой, гниющими водорослями и гарью пароходных труб. Захотелось, видите ли, идиотке, романтической встречи за Полярным кругом со своим заочным воздыхателем Васей Умкиным, письма которого были полны нежных чувств и трепетного ожидания чего-то необыкновенного.
Дома, в Москве она их с удовольствием перечитывала, распаляя себя мыслью: «А красивая все-таки должна у нас с Васькой получиться любовь!» И даже частенько прикидывала, как это произойдет, и что она ему скажет при встрече. Тут подвернулся случай – их группу направили на летнюю практику в город Никель. Однажды села она под настроение в автобус и покатила на встречу своей судьбе. Но многочасовая тряска в переполненном разбитом автобусе среди серо-зеленых безжизненных сопок и болот, а потом маята в поисках Василия, с военными строгостями и ограничениями, быстро погасили придуманную романтичность этого путешествия.
И вот теперь Лиза не знала, как ей поступить – дождаться своего лейтенанта или, покуда не поздно, крутить кино назад?
Такой, подавленно – растерянной, и увидел её на скамейке возле газетного киоска Василий. Лизу он узнал сразу – она очень была похожа на ту, которую знал по фотографиям.
От растерянности Умкин густо покраснел, неловко протянул девушке букет из черемухи, который наломал в привокзальном сквере, и буркнул:
– Я Вася, тот самый.
– Здравствуйте…– вымучено улыбнулась она, пряча лицо в дурманящих цветах.– Вы уж извините за нахальство. Свалилась на вашу голову, от службы оторвала… Дура – не правда ли?
– Ну, что вы Лиза, вы просто молодец, что приехали! Я вас так ждал, – воскликнул Умкин. – Сейчас мы выпишем вам пропуск на остров, сядем на теплоход, и вы увидите Север, как говорится, с волны. Я покажу вам наш Кильдин. Поживете у нас до следующего рейсового. Это всего четыре дня. Не пожалеете! На острове много красивых мест, есть даже водопад!..
Лиза молча выслушала восторженного Умкина и, вздохнув, ответила:
– К сожалению, мне надо возвращаться в Никель – у меня практика. Потом, час назад я туда звонила, что-то случилось у подруги. В общем, – окончательно запутавшись, – выдавила она, – придется отложить нам свидание с островом…
По тону голоса Лизы, по ускользающему взгляду и угловатой суетливости, лейтенант понял, что все его мечты рухнули, а многообещающие письма с намеками на совместную жизнь на диком острове были лишь её фантазией. Никуда она из Москвы не тронется и жизнь свою посвящать служению Отечеству в качестве офицерской жены не будет…
И как только понял он это, сидевшая перед ним Лиза показалась ему фигуркой пустячной и жалкой…
Обратная дорога тянулась для Умкина невыносимо долго. И когда он, наконец, добрался до своего барака, было уже далеко заполночь. Лейтенант хотел тихо юркнуть к себе в комнату, но громко скрипнул в коридоре половицей. Из-за соседней двери показалась голова Гладышева.
– Ну, как? – спросил он, – смотрины невесты устроим сейчас или перенесем это мероприятие на утро? Кстати, а где сама-то московская красавица? Не умотала её наша дорога?
Лейтенант устало прислонился к косяку своей двери и на все командирские вопросы ответил кратко:
–Отбой, Иван Силыч, кончился почтовый роман.
– Ну и, слава Богу, – обрадовался Гладышев. – А то тут мне после твоего отъезда по секрету рассказали, за какой ты столичной кралей отправился. Стало даже не по себе. Ну, думаю ещё один зеленый лейтенант, решил себе жизнь испоганить. Но ты молодец, правильное решение принял, истинно мужское. Одобряю. А теперь спать, все остальное расскажешь завтра.
Умкин кивнул, выключил в коридоре свет, нырнул в свою холостяцкую берлогу, не раздеваясь, рухнул на кровать и впервые за последние месяцы уснул без всяких мятежных мыслей…

ГЕНЕРАЛЬСКАЯ РЫБАЛКА

На стрельбовой ракете пропало опорное напряжение и «технари» ни как не могли найти причину. Генерал, потолкавшись в центральном посту, убыл в штаб. В штабе же время тянулось медленно. Вынужденное безделье раздражало, и он в душе корил себя:
- Какого черта я поперся сюда? Отчет на Военном Совете на носу, а я в эту глухомань залез. А всё ЧВС– «инженер человеческих душ». Как узнал про стрельбу, так пристал с ножом к горлу: «Поезжай Иван Матвеич, подбодри островитян». Вот теперь сиди и жди у моря погоды.
Постучав, зашел командир полка.
- Ну что там у тебя нового Анатолий Кузьмич?
- Работаем, товарищ генерал. Думаю, к утру сделают. Отдыхайте.
Прикидывая, чем бы занять генерала, командир предложил:
- Может, на рыбалку сходим?
- Да не рыбак я, - отмахнулся генерал.
- Так я тоже не рыбак. Вот Начпо у меня рыбак. Мы его с собой возьмем, он нам такую рыбалку организует! – улыбнулся командир.
- По части наливай и пей, что ли? – хихикнул генерал. – Так это можно и, не выходя из штаба.
- Так то ж на природе. Со свежей рыбкой собственного улова! Это ж совсем другой коленкор!
- Ну, хрен с тобой! На рыбалку, так на рыбалку. Зови Начпо и пошли.
Для компании прихватили зама по тылу и начальника штаба. Комсомольцу–старлею Федюнину Начпо приказал обеспечить мероприятие.
Низкое северное солнце ласкало землю живительным теплом. Спокойные воды салмы играли расплавленным золотом. Цветущий ягель упруго пружинил под ногами. Сиреневые шары дикого лука и заросли голубики радовали глаз. Тишина успокаивала и располагала к благодушию. Генерал повеселел. Рассказывал анекдоты.
Миновали водопад. Обогнули сопку.
- Эй, Сусанин,- обратился генерал к Начпо, - далеко ещё топать–то?
- Да, нет, - ответил тот, - спустимся вон в ту балочку и поднимемся на мысок. Рыба есть. Я сегодня утром проверял.
Минут через десять были на месте. Там уже стоял полковой ГАЗик. Возле него хлопотали старлей Федюнин и матрос–водитель. Командир полка направился к ним разворачивать «поляну», а остальные, во главе с Начпо двинули на мысок.
Остановились на небольшой полянке возле обрыва. Генерал осторожно приблизился к краю. Каменный яр упирался, в галечный пляж. Внизу, лениво перебирая камушки, накатывались едва заметные волны.
- Кра-со-та! – нараспев протянул генерал.
- Заполярье особая страна! Чтобы её узнать, надо здесь пожить! – философски заметил Начпо, намекая, что генерал в этих краях «без году неделя».
- Чем рыбу–то ловить будем? – пропустив мимо ушей, ехидный намек Начпо, спросил генерал.
- «Закидухами», - ответил тот. – Это леска с крючками и грузилом на конце. Раскручиваешь над головой и забрасываешь как можно дальше в море.
- Что без наживки что ли? – недоверчиво покосился на него генерал.
- Без наживки. Мойва рыба–дура на блеск крючков кидается. Только успевай выбирать.
- А откуда рыбачить?
- Да вот отсюда и будем. Вон в море серебристое пятно видите? – он показал рукой, куда надо смотреть.
Генерал пригляделся – и впрямь там, куда показывал Начпо, вода серебрилась.
- Косяк мойвы стоит, - авторитетно заявил Начпо. - Вот туда «закидуху» и надо бросать.
Матрос принёс «закидухи». Зам по тылу с начштаба пошли немного левее, на свои «обжитые» места.
-Ну, с Богом!- осмотрев орудие лова, молвил Начпо и ловко раскрутил «закидуху». Леска, звонко пискнув начала быстро разматываться. Бросок был точный. Свинчатка булькнула почти в центре серебристого пятна. Едва разбежались круги, начал быстро выбирать. На перемете трепетало около десятка серебристых рыб.
-Лихо! – восхитился генерал.
- А теперь вы!
Генерал широко расставил ноги. Притопнул, проверяя надежность опоры. Поднял руку и с остервенением начал крутить «закидуху» над головой.
- Выпускайте! – отскакивая в сторону, крикнул Начпо.
Генерал разжал ладонь. Свинец, описав крутую траекторию, плюхнулся почти у самого уреза воды. На крупном, веснушчатом генеральском лице проступил пот.
- Не надо разжимать ладонь. Леска должна скользить между пальцами с легким трением, а грузило лететь под небольшим углом к горизонту. Вы же, в момент броска, сопровождайте снаряд корпусом, как дискобол, - поучал Начпо сконфуженного генерала.
- Давайте ещё!
Генерал отер рукавом пот, поправил сбившуюся набекрень фуражку. Подвинулся ближе к обрыву. Расставил широко ноги. Притопнул для верности. Пуще прежнего раскрутил «закидуху» и, подавшись всем корпусом вперед – как дискобол, выпустил снаряд в полет…
Послышался грохот камней и мощный всплеск. Начпо кинулся к обрыву.
…На воде разбегались крупные круги. В центре плавала генеральская фуражка с красным околышем и шитым золоченым крабом. Подгоняемая слабым ветерком она, медленно дрейфовала от берега…
- Утонул! – с ужасом пронеслось в голове Начпо. Он отпрянул от кромки и словно краб – боком, боком начал пятиться, отчаянно жестикулируя руками. Попытался, что-то прокричать, но из задеревеневших от страха, губ вырывался звук, похожий на свист закипающего чайника. К нему уже бежали зам по тылу и начальник штаба.
Троица осторожно высунулась за край обрыва.
…Из воды, матерясь и на ходу стаскивая с себя намокшую шинель, выбирался на берег незадачливый рыболов…
- Товарищ генерал? Вы живы? – едва ворочая языком, пролепетал бледный как полотно начальник политотдела.
- Что, сам не видишь, твою мать? Жив! Жив! Дискобол, твою мать! Давай лучше вытаскивай меня, а то заколею!
- Мы сейчас! Мы сейчас товарищ генерал! – засуетилась троица.
Обрыв был хоть и не глубок, но крут. Подняться наверх по нему без посторонней помощи было невозможно. Узкий пляж, слева и справа, зажатый огромными валунами, исключал возможность продвижения по берегу. Никаких плавсредств по близости не было.
На верху – лихорадочно решали, как вытаскивать генерала.
Внизу – мокрый до нитки генерал по очереди стягивал с себя пудовые сапоги и выливал из них воду.
- Будем поднимать на руках! – решил зам по тылу.
- Снимай ремни!
Трёх ремней оказалось мало.
Подбежавшим командиру, Федюнину и матросу, рявкнул:
-Ремни!
Те безропотно выполнили его команду.
- Теперь, вроде, должно хватить, – размышлял вслух зам по тылу, торопливо связывая ремни.
Закончив, склонился над обрывом:
- Товарищ генерал, примите конец. Обмотайте его вокруг себя покрепче. Руками и ногами цепляйтесь за выступы в скале. Мы потихоньку будем вас поднимать
- Давай! – отозвался генерал.
- Разобрались! Тянуть по моей команде!– взяв руководство подъёмом генерала в свои руки, приказал командир.
С низу послышалось:
- Готов!
- Пошел помалу! – кивнул командир.
…Напряженную тишину нарушали лишь сопение спасателей, да редкие матюги генерала под обрывом. Спасательный конец при каждом движении опасно потрескивал.
аконец из-за кромки обрыва показалась красная, как заходящее солнце, голова генерала. Дико вращая глазами, он лихорадочно искал, за что бы ухватиться. Приметив небольшой куст, вцепился в него мертвой хваткой и заорал:
-Давай, рывком!
Мужики рванули, что есть мочи…
Раздался треск лопнувшего ремня. Спасатели словно костяшки домино повалились друг на друга, а генерал с проклятьями снова ухнул в воду…
После повторного купания он совсем сник – тихо и беззлобно матерился, прижавшись к каменной стене обрыва…
Спасатели тупо, глядели друг на друга…
- У меня на ГАЗике есть лебедка с тросом – самовытаскиватель, - ни к кому не обращаясь, робко сказал водитель.
- Гони сюда! – рыкнул командир.
Подогнали к обрыву ГАЗик. Спустили генералу трос с гаком. Тот, подкатав шинель, обмотал себя тросом несколько раз и как водолаз три раза дернул, чтобы значит поднимали…
Выбравшись, наконец, из плена генерал, трясущимися от напряжения руками, размотал трос, скинул шинель и, опустив голову, юркнул в машину. За ним командир полка. Матрос, забросив в кабину генеральскую шинель, рванул с места на полном газу.
В штабе генерал молча опрокинул стакан шила, зажевал куском вяленого палтуса, и позвонил в управление. Приказал заму готовиться к убытию на стрельбу. Хмуро поглядев на командира, буркнул: «Готовь катер!»
В котельной – на центральном паропроводе сушились черные генеральские штаны с малиновыми лампасами, китель и шинель. Фуражка с шитым золоченым крабом утонула в прибрежных водах Баренцева моря. Часа через два, наконец, всё было готово. Генерал облачился в отглаженный мундир. Прошелся из угла в угол, проверяя, не жмут ли сапоги. Осмотрел шинель. Примерил наспех подобранную фуражку с позеленевшим от времени крабом. Неопределенно хмыкнул.
– Вызывай машину!– кивнул командиру.
За окном, взвизгнув тормозами, остановился ГАЗик. Генерал и сконфуженный командир, не глядя друг на друга, вышли из штаба. Возле ГАЗика генерал остановился:
– Ну, бывай Анатолий Кузьмич. Успешной стрельбы!
– Подождите! Подождите! – подбежал запыхавшийся Начпо, с ящиком свежей мойвы в руках.
– Это что? – багровея, ткнул пальцем в ящик генерал.
– Это, - нервно хихикнул Начпо, - это ваш улов…
– Ты, что Спиридоныч, – психанул генерал, – совсем в этой глуши офонарел?
Вскочил в машину и со злостью захлопнул дверцу.
ГАЗик шарахнулся, обдав провожавших облаком вонючего выхлопа…

Рассказы опубликованы:
1. В газете «Флаг Родины» Черноморский флот: №158 (24755) от 27. 08. 2003; №207 от 01. 11. 2003; №60 (24657) от 01.04. 2003 года.
2. «Северная субботняя газета» Полярный Мурманской области: №41(417) 08.10.04; №42 (418) 15.10.04; №43 (419) 22.10.04; № 44 (419) 29.10.04; № 45 (420) 05.11.04; №46 (422) 12.11.2004
При перепечатке ссылка на источники обязательна

РОБИНЗОН

Вторые сутки за вагонным окном мотается серая кисея дождя. Если б не вызывающе яркая зелень придорожных кустов, то мелькающий пейзаж вполне сошел бы за октябрьское предзимье. Но сейчас начало лета. На остановках вместе с гомоном перрона и ароматом жареных пирожков в вагон врываются волнующие запахи мокрых тополей и цветущей черемухи.
В купе я один. Устраиваюсь поудобнее и в который раз принимаюсь рассматривать карту Кильдина. Но дремота одолевает, и я проваливаюсь в сон…
Просыпаюсь от толчка. Поезд, скрипнув тормозами, начинает движение. Напротив меня сидит сухопарый мужчина лет сорока. Отодвинув занавеску, он пристально смотрит в окно. Не шевелясь, разглядываю попутчика. Почувствовав, что за ним наблюдают, незнакомец оборачивается. Приветливо улыбается.
– Кильдином интересуетесь? – кивает он на карту, которая теперь лежит на столе.
– Да, – вздыхаю я, – это моя молодость. Служил там, в конце шестидесятых. Еду на свидание с островом...
Он многозначительно хмыкает. А я, смешавшись, лепечу в свое оправдание:
– Тянет, знаете ли. Вот и рискнул.
Попутчик, понимающе кивает и неожиданно сообщает:
– Я там тоже служил. Ушел в запас в девяносто шестом.
– Надо же, – изумляюсь я, – вот так в поезде встретить человека с Кильдина?
Мужчина философски замечает:
– Мир тесен, а остров велик. Много людей прошло через него, и каждый запомнил его по-своему…
– А вы, каким его запомнили?
– Я? – он покосился на меня и коротко бросил, – разным…
Наступила неловкая пауза. Та самая, когда после первых, ничего не значащих фраз, незнакомые люди не могут сразу найти общую тему разговора.
– Расскажу вам одну быль,– нарушает молчание сосед. – Служил я старшиной сверхсрочником на посту СНиС (средств наблюдения и связи) в районе Сундуков. Знаете это место?
Я утвердительно кивнул.
– А квартировали мы на Могильном. Там была у нас матросская казарма, да пару домиков для постоянного состава. В начале девяностых, после развала Союза, начался массовый исход военных с острова. Уходили, словно отступали. Бросали всё – технику, имущество, городки. В этом вселенском бедламе про нас забыли. И остались мы на острове как племя аборигенов – сами по себе. До бога высоко, до начальства далеко. Да и начальству на нас наплевать. У него свои проблемы... Не поверите, зиму едва пережили. Осеннего завоза не было: – ни соляра, ни угля, ни продуктов. Собирали плавник по берегу, разбирали на дрова пустующие дома. Питались, чем придется. Спасибо рыбакам – не дали подохнуть с голоду. Ну, а уж о воинской службе и говорить нечего. Какая там к черту служба, если матросы хуже бомжей – оборванные, немытые, голодные. На вахту кое-как ходили и то, слава богу. Командир – разведенный каплей. Воинское звание перехаживал уже два срока. На всё забил откровенный «болт». Трезвым мы его и не видели. Весной убыл в Североморск. И с концами…
Лето прожили без командира. Осенью прислали новоиспеченного лейтенанта. Совсем мальчишка. На нашу дикость глядел во все глаза с восторгом. Оказалось, что Кильдином, "заболел" ещё в училище. А подцепил эту «заразу» от преподавателя, который сам лет двенадцать отмантулил на острове. Расхваливал пацанам северные красоты и полярную экзотику. Перечитал об острове все, что только смог достать. При распределении не раздумывая, заявил, что хочет идти служить на Северный флот, на остров Кильдин. Ну, а для кадровиков, сами понимаете, такой кадр находка. Не успел лейтенант и рта закрыть, как назначение состоялось...
Рассказ перевала возникшая в дверях проводница:
– Чай будете?
Мы в нерешительности посмотрели друг на друга.
– Значит, будете, – категорически объявила она и протопала к титану.
– Ну и что ж лейтенант? – затормошил я, заинтригованный началом рассказа.
– Вы знаете, – оживился кильдинец, – парень оказался толковый и по настоящему влюбленный в остров. За три года, что он у нас прослужил, вывел пост в передовые, матросов привел в порядок. Даже подсобное хозяйство организовал: завели корову, соорудили небольшую теплицу. Редиску, лук и укроп ели почти круглый год. Пытались помидоры выращивать, но здесь нам не повезло, а вот репу ели. А ещё, – рассказчик лукаво подмигнул, – не поверите, политзанятия по понедельникам стали любимыми для всего личного состава. Матросы даже с вахты подменялись, чтобы не пропустить.
– Ну– у, это уж из области фантастики, – усомнился я. – Чего-чего, а любителей политзанятий на флоте трудно сыскать.
– Вот все так и говорят, когда я об этом рассказываю. Только фокус здесь простой: на политзанятиях командир нам не статьи из «Коммуниста Вооруженных Сил» талдычил, а историю освоения острова рассказывал. Про то, как Баренц с Кильдина отплывал для поиска северного морского пути в Китай. Как потом зимовал на Новой Земле и погиб там. Как его товарищи, похоронив командора, с трудом добрались снова до Кильдина, где местные лопари их отогрели, накормили и помогли добраться до Колы. Как монахи Соловецкого монастыря основали на Восточном мысу селение Монастырское, а англичане разграбили погост, сожгли постройки и убили монахов. С тех пор мыс и бухта стали называться Могильными... Много, много интересного порассказал нам наш командир. Образцом для себя считал норвежца Эриксена, который, не испугавшись трудностей, поселился в конце девятнадцатого века на безлюдном острове с молодой женой и двумя малыми детьми. Поначалу ютились в лачуге, которую смастерил из плавника. Со временем построил на Могильном добротный двухэтажный дом, обзавелся скотиной, промысловыми снастями и мотоботами. Стал зажиточным, преуспевающим колонистом. Вырастил на острове одиннадцать детей. Весь Мурман звал его уважительно «Кильдинский король».
Вот и командир наш мечтал возродить в поселке нечто вроде колонии норвежца. Только не дали ему осуществить свою мечту…
По лицу рассказчика пробежала тень. Он смолк, рассеянно помешивая ложкой остывший чай.
Недоверчиво взглянув на меня, спросил:
– Думаете: морочит мужик голову, рассказывает небылицы?
– Нет, не думаю, – ответил я, – хотя конечно и поверить в такое, в наше время, очень сложно.
– Вот то-то и оно, – вздохнул он, – начальство тоже не верило. Больше того, считало его свихнутым.
– За что?
– Дело в том, – продолжил попутчик, – лейтенант был холостой, а вот на материк, в цивилизацию, не рвался и больше того – свой первый отпуск провел на острове. После этого моряки дали ему кличку Робинзон. Но когда на следующий год в рапорте опять указал место проведения отпуска – остров Кильдин, начальство решило, что у парня «не все дома». Отправили Робинзона в Североморск, в госпиталь к психиатру. Там дали заключение: «психически здоров». Через год всё тоже – «место проведения отпуска остров Кильдин», психушка и заключение врачей: «без патологии»...
– Ну и как же он после этого служил? – вырвалось у меня.
– Да, служил-то нормально. Только после госпитальной «принудиловки» замкнулся в себе. Рассказов про остров нам больше не рассказывал. По вечерам у себя в комнате, включит тихонько музыку и что-то читает. Мы соседями были. Я тоже холостяковал. Раньше то на кухне долго по вечерам сумерничали. Нажарим грибов или уху сварганим из трески, да и беседуем «под пузырек» за жизнь. Интересный он был парень. Начитанный и любознательный. Была у него и невеста в Териберке. Познакомились на рейсовом пароходе. Заканчивала Мурманский пединститут. Собирались пожениться и обосноваться на острове, да не сложилось…
– А, что так? – полюбопытствовал я.
Рассказчик ответил не сразу. Поморщившись, словно случайно задел за незажившую рану, нехотя выдавил:
– Выгнали нашего Робинзона с флота, словно последнего алкаша с «волчьим билетом».
– Как выгнали?
– Да, вот так. Дело было осенью. Возвращался старший лейтенант на тягаче с поста. Надо сказать, тягач Робинзон водил классно. Как уж там он не углядел оползня, не знаю, только в районе Черной речки сорвался в обрыв. Летел метров двадцать. Тягач в дребезги, а сам чудом уцелел. Отделался синяками да царапинами. В шоке добрался до дома, хватил стакан «шила» и вырубился…
Его «полет» видели рыбаки с сейнера. Дали радио оперативному флота. Через час прилетел вертолет с начальством, а старший лейтенант «никакой». Ну и без лишних разбирательств, определили, что разбился по-пьяни. Не забыли, конечно, и про «свихнутость». Увезли в Североморск, а месяц спустя, списали подчистую с «волчьим билетом»…
Мой попутчик разволновался. Голос его дрогнул, а пальцы нервно забарабанили по столешнице.
– На причале, когда уезжал с острова, плакал навзрыд, будто опускал в могилу отца. Не поверите, я никогда не предполагал, что здоровый мужик может так плакать …
Дверь в купе с шумом раздвинулась. Проводница не заходя, прокричала:
– Через десять минут Кандалакша. Стоянка сокращена.
– Ну, вот, – сказал бывший кильдинец, – я почти дома. А с Робинзоном мы случайно год назад встретились в Мурманске. Обрадовался как родному.
– Да, ну! А как же он там оказался?
– Очень просто. В тот год, когда его выгнали со службы, женился на своей дивчине из Териберки. Весной она закончила институт, а через год у них родился сынишка. По настоянию родственников, уехали в Мариуполь. Жена учительствовала в школе. Он на машиностроительном заводе. Всё вроде складывалось «как у людей». Опять же южная благодать – теплое море, фрукты. Только ныла душа – тянуло на Север. Помыкался, помыкался Робинзон, да и рванул с семьей обратно на Мурман. Осели в Дальних Зеленцах. Доволен. Это, говорит, моё. Здесь я дома, и ни на какие Юга, свою гранитную глушь не променяю...
Попутчик протянул руку:
– Вот так-то бывает в жизни! Не зря говорят – «Север не отпускает!» Желаю вам приятной встречи с Кильдином. Кланяйтесь ему…– и, лихо козырнув, вышел словно растаял...
...А поезд, отгрохотав по станционным стрелкам, понесся дальше, бойко посвистывая на перегонах, приближая волнующую встречу с полярным островом, который, как и судьба, у каждого свой…

Апрель-май 2005.

ДРУГИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ СЕРГЕЯ АКСЕНТЬЕВА:

Книга "НАДЕЖДЫ И ТРЕВОГИ"

"Мой остров"

"Остров и корабли"

"Такая странная война"

"Дым Отечества"

"Камни Сундуки"

Стихи

В НАЧАЛО СТРАНИЦЫ

НА СТРАНИЦУ "С.Т. АКСЕНТЬЕВ"

НА ГЛАВНУЮ